Когда Мидгард был ещё лишь трещиной в сердце Нифльхейма, в самую тихую ночь из глубины забвения явился он — Пуйло.

Он не говорил, но слова его звучали в умах древних.
Он не сражался, но за ним шли те, кто хотел забыть, кто уставал жить в битве.

Пуйло — это не смерть, но утрата. Не враг, но забвение. Он — граница между памятью и пустотой.

Только в самые мрачные дни, на исходе Йоля, у костров старики шепчут:

«Пуйло идёт. Не чтобы взять. А чтобы ты сам отдал».